Горькое море памяти
Рецензия на спектакль Анатолия Праудина «Сестра печали» в театре-фестивале «Балтийский дом», Санкт-Петербург
При первом взгляде на сцену мгновенно ощущаешь её тесноту: в небольшом пространстве умещается несколько мест действия. У задника, словно из темноты, возникают силуэты домов — ширмы с оконными проёмами. Сиротливо возвышаются голые ветви и стволы деревьев. Посередине выставлено четыре кровати и табурета перед ними, за ними стол, слева вешалка с аккуратно сложенной одеждой, справа старый умывальник. Это пространство — одновременно и казарма, и завод, и госпиталь, и комната в детдоме, где живут четыре паренька. И хотя художественное оформление Веры Курициной визуально нагружено, герои существуют в нём свободно, обживая каждый уголок и едва ли не все предметы наделяя историей: даже оставленные на шкафу корки хлеба спасут главного героя от голодной смерти в блокадные дни. Дверцы шкафа мелко исписаны множеством мудрых изречений, но лишь одно взято в рамку: «Истинно вам говорю: война — сестра печали, горька вода в колодцах её». Эту мысль Вадима Шефнера герой его повести, юный Толя, крупными буквами вывел на дверце с внутренней стороны. Но знал ли юноша, что война настигнет и его с друзьями, отнимет возлюбленную и на всю оставшуюся жизнь оставит горькую воду в море воспоминаний?
Основное действие спектакля предваряет небольшой сценический пролог: зрители только занимают места в зале, а на сцене уже незаметно появляется невысокая худощавая дама и старательно гладит мужскую рубаху. Позднее к ней выходит немолодой мужчина, спокойно садится на кровать и, о чём-то глубоко задумавшись, терпеливо ждёт рубашку. Закончив гладить, дама несколько раз старательно проходится щёткой по пальто и шапке и подаёт их мужу. Недолгий, но подробный до мельчайших психологических деталей и физических действий пролог обозначает одно из главных устремлений режиссёра — в спектакле по военной повести сосредоточиться не на военных событиях, а на человеческих судьбах. Вначале мы застаём двух героев повести повзрослевшими: пожилого Анатолия играет Дмитрий Ладыгин, его жену Люсенду — Виктория Зайцева. На склоне лет он оглядывается на своё прошлое, вместе со зрителями перелистывая страницы жизни: предвоенная юность, военная молодость, первая любовь и первая потеря…
Анатолий садится в условно обозначенный трамвай — два стоящих друг за другом обтянутых дерматином сиденья — и начинает «путешествие». На протяжении всего действия он находится на авансцене, выступая от лица автора, а воспоминания как бы оживают и разыгрываются перед ним. Некоторые герои вступают с ним в диалог или обмениваются короткими взглядами, иные возникают как вспышка — пару раз за спектакль, но неисчерпаем смысл их появления и красноречиво молчание. Такова, к примеру, Мария Магдалина (Ксения Парфёнова), по сюжету повести изображённая на витражах техникума, а в спектакле явленная молчаливой фигурой с окровавленными бинтами на теле. Студенты обращались к ней за помощью вопреки тому, что существовала другая «вера» и другая «икона» — портрет Сталина в золочёной раме. С ним почти всегда появляются «показательный общественник» Витик Бормаковский (Юрий Елагин) и его прислужливый подхалим Малютка Второгодник (Дехиар Гусев). Крупнее вырисовываются персонажи пацанской банды: поэт Володька по кличке Шкиля (Герман Чернов), лидер и боец Костя-Синявый (Егор Лесников), ушедший добровольцем на финскую войну Гришка-Мымрик (Семён Гончаров); юного же Толю играет Арсений Воробьёв. Каждого из героев артисты прорисовывают глубокими, сдержанными тонами, через весь спектакль пронося уважение к людям, пережившим военное время: рассудительный и суховатый преподаватель военного дела Сергея Андрейчука, не похожие друг на друга сёстры Веранда (Мария Лысюк) и Люсенда (Виктория Зайцева), сердобольная тётя Ира (Маргарита Лоскутникова), контуженный сосед с печальными глазами (Леонид Михайловский), хабалистая уборщица с непростой судьбой и интеллигентная тётушка Лёли (обеих играет Алла Еминцева).
Главной в спектакле становится романтическая линия Толи и Лёли (Полина Гараненкова). У внешне привлекательной и интеллигентной девушки есть одна странность: иногда она помимо своей воли совершает нелогичные, импульсивные поступки. Внезапно выбрасывает подаренные Толей духи, а накануне Нового года вдруг ссорится с ним и прогоняет. Однако это не портит Лёлю (которая прекрасно осознаёт свою странность и даже раскаивается), а, скорее, добавляет ей безуминки, без которой девушка не была бы так обаятельна. Их любовь показана без малой доли сентиментальности, но при этом она нежная, трогательная и до боли простая.
Мужественная простота пронизывает весь спектакль. Премьера его состоялась за два дня до празднования 80-летия Великой Победы, но в спектакле нет военного пафоса и героического лоска. Он лишён сухого бытовизма, формальной документальности, зато есть в нём особенная — театральная и жизненная — поэтичность и лирика. Она в бумажных цветочках сирени, рассыпавшихся из бумажного облака, или в эпизоде катания на лодке, которую в один миг смастерили, перевернув вверх тормашками скамейку… Более всего — во втором акте, когда по сюжету повести война в самом разгаре, но в спектакле она становится лишь трагическим фоном любви.
Сухие военные факты, архивная сводка новостей чередуются с письмами Лёли и Толи. Тогда действие словно замирает, меняется мизансцена, звучит печальная музыка, и в записи раздаются голоса влюблённых, читающие трепетные, полные солнца и любви письма. Война остаётся на втором плане, что подтверждается и композиционно: из текста Шефнера в спектакль вошли далеко не все главы, многие, посвящённые блокаде и бомбёжкам, купированы. Наивысший лирический подъём наступает, когда Лёля и Толя встречаются в Ленинграде в 1941-м. Молодые люди, старчески сгорбленные и обмотанные в тёплые шали, тяжело шаркая ногами по полу, медленно идут навстречу друг другу. Тёплый свет прорезает темноту блокадного города, заливая влюблённых ласковым лучом (художник по свету — Евгений Петровский). А на заднике, там, где всплывают силуэты города и где ранее мелькали архивные фото Ленинграда (автор видеоконтента — Мария Фоменко), теперь высвечиваются цветы сирени — пожалуй, самый яркий акцент сдержанной цветовой гаммы спектакля. Время останавливается. Герои долго стоят, прижавшись друг к другу, словно пытаясь запомнить свою последнюю встречу.
Новость о смерти Лёли для главного героя — как оглушительный удар. Долго метаясь в отрицании страшного факта, он внезапно останавливается, смотрит в зал. И в этом взгляде — потрясающая метаморфоза, когда мальчик вдруг взрослеет, приняв на себя самый тяжёлый удар судьбы. Толя разворачивается и уносится за кулисы, и в следующее мгновение на сцене появляется он же, но уже в зрелом возрасте (Юрий Елагин). Все события его жизни после потери возлюбленной проносятся стремглав: Анатолий рассказывает о них сухо, сдержанно и почти отстранённо. Рядом сидит Люсенда — теперь его жена. Она впервые за всё время улыбается и, кажется, счастлива даже в таком дружеском, нелюбовном существовании. Люсенда не ревнует мужа к прошлому: гладит ему рубахи, прекрасно зная, что он отправляется на Васильевский остров — туда, где жила его единственная любимая женщина.
…Анатолий Дмитрия Ладыгина поднимается с кресла. Его рассказ окончен: дорога привела к знакомым дверям Лёли. Вместо кроватей на сцене появляется дверь, распахнув которую, как на семейной фотографии, становятся видны все герои из прошлого, живые и погибшие. А в дверном проёме — молодые Толя и Лёля. Эта рыженькая, беззаботно смеющаяся, обаятельная девушка по-прежнему жива в его памяти. Памяти, полной горьких воспоминаний.
